Демобилизовался он в начале декабря 1917 года (к тому времени он стал левым эсером). Назовите имя активного борца за установление и укрепление советской власти в Чувашии.
14. Назовите первых сирот Первой мировой войны
15. Выдающийся российский ас-истребитель Императорского военно-воздушного флота в период Первой мировой войны, второй лётчик в истории, применивший воздушный таран и первый, оставшийся после тарана в живых. За этот подвиг 27 июля 1915 года был удостоен Георгиевского оружия. Назовите имя героя.
16. Назовите имя русско-американского химика, генерал-лейтенанта, доктора химических наук, профессора, академика Санкт-Петербургской академии (1916). Во время первой мировой войны работал в области организации химического производства, исследования и производства химического оружия и методов химической защиты войск.
17. Знаменитый простой донской казак, служившийся в 3-м Донском полку. Бравый казак красовался на плакатах и листовках, папиросных пачках и почтовых открытках, его портреты и рисунки, изображающие его подвиг, печатали в газетах и журналах. В годы Первой мировой войны первым был награжден Георгиевским крестом.
А отличился казак в первые дни войны в бою с немецкими кавалеристами недалеко от польского городка Кальвария.
Является прототипом казака в ансамбле памятников Первой мировой войны.
Кто этот герой?
18. Назовите «Маресьева» времен Первой мировой войны. Изобретатель, авиаконструктор, русский авиатор, один из первых морских летчиков. Летом 1915 года во время боевого вылета подорвался на собственной бомбе и был тяжело ранен. Ему ампутировали правую ногу. Тем не менее он решил вернуться в строй и упорно учился ходить сначала на костылях, а затем с протезом.
19.
Укажите имя первого Президента Югославии. Участника Первой мировой войны. В 1915 году получил медаль за храбрость и звание старшего унтер-офицера.
4 апреля того же года в бою на Днестре около села Миткеу (Буковина) получил тяжёлое ранение и попал в русский плен. После попадания в плен провёл 13 месяцев в больнице, затем был отправлен в трудовой лагерь на Урале. Принимал участие в Гражданской войне в России (вступил в Красную гвардию).
ІІІ.ДОСТИЖЕНИЯ:
20. Как назывался китель произвольных образцов – подражания английским и французским моделям, получившие общее название от имени английского генерала получивший широкое распространение в армии в период Первой мировой войны 1914-1918 годов?
21. Она впервые появилась с развитием авиации во время Первой мировой войны. Её впервые создали в Германии. Она была необходима лётчикам, чтобы можно было спастись от холода на высоте. Изготавливали из кожи. О чем идет речь?
22. Что объединяет следующие названия:
«Акула», «Минога», «Дракон», «Тюлень», «Окунь»?
23.
Известные из советских фильмов о гражданской войне легендарные Буденовки и вообще красноармейская форма - придумана художником Васнецовым для императорской армии. Одеть солдат в остроконечные суконные шлемы и шинели с разворотами как стрелецкий кафтан, предполагалось на параде в Берлине, запланированном на лето 1917 года.
Когда большевики захватили власть, им достались склады с новой формой.
Как до Октябрьской революции именовалась Буденовка?
24. Укажите, какое новое оружие впервые применилось со стороны Германии в ходе Верденского сражения.
25. Когда и кем был изобретен первый в мире автомат?
26. С появлением в армии танков появился и новый способ защиты от них. Что это?
27. Один из наиболее известных и читаемых немецких писателей XX века. В 1916 году был призван в армию, 17 июня 1917 года направлен на Западный фронт. В первом своем романе, вышедшим в свет в 1929 году, описывает жестокость войны с точки зрения 20-летнего солдата. На основе романа был снят одноимённый фильм, вышедший в 1930 году. За этот роман его выдвинули на Нобелевскую премию по литературе 1931 года, но при рассмотрении Нобелевский комитет это предложение отклонил.
Назовите имя писателя и название его романа.
Затем последовали ещё несколько антивоенных сочинений; простым, эмоциональным языком в них реалистично описывалась война и послевоенный период.
29. Поэта, владельца издательства «Гриф» сегодня мало кто знает. Начало Первой мировой войны он принял с воодушевлением. С первым военным призывом ушел на фронт, участвовал в походах в Восточную Пруссию. В первый день войны с Германией написал следующие строки:
Два Рима было во вселенной,
О, Русь! Создай мечом твоим
Вовек незыблемый, нетленный,
Последний, всеславянский Рим.
О ком идет речь?
В нашем распоряжении имеется 425 погребений VI-II вв. до н.э., содержащих предметы вооружения. В хронологическом плане воинские комплексы распадаются на три группы. Поскольку абсолютная датировка кочевнических древностей региона чрезвычайно затруднена, мы выделили ряд признаков, характеризующих каждую хронологическую группу.
Для группы I выделены признаки, характеризующие "савроматскую" культуру.
Погребальный обряд. Погребения на древнем горизонте, особенно в восточной части ареала, сожженные или обожженные костяки, деревянные конструкции с опорными столбами, могильные ямы простой формы, широтные ориентировки костяков.
Погребальный инвентарь. Мечи и кинжалы "скифского" типа (типы I-III), предметы, выполненные в зверином стиле, массивные бронзовые наконечники стрел соответствующих типов, конское снаряжение, включающее в себя бронзовые псалии, выполненные в зверином стиле, клювовидные распределители ремней, жертвенные столики и бусы с сосцевидными налепами. Незначительная часть комплексов с выделенными признаками встречается и в более позднее время, и в этом случае требуется специальное рассмотрение.
Исходя из вышеперечисленных признаков в первую хронологическую группу (конца VI — рубежа V-IV вв. до н.э.) мы включили 141 погребение [Сальников, 1952. С.95-96; Сорокин, 1958. С.81; Мошкова, 1962. С.206, 241; Смирнов, 1962. С.83-93; Смирнов, 1964. С.24-74; Мошкова, 1972. С.79-78; Смирнов, Попов, 1972. С.3-24; Смирнов, 1975; Мошкова, Кушаев, 1973. С.262-275; Кадырбаев, Курманкулов, 1976. С.137-156; Кадырбаев, Курманкулов, 1977. С.103-115; Смирнов, С.3- 51; Смирнов, 1981. С.76-78, 82-84; Пшеничнюк, 1983. С.8-75; Кадырбаев, 1984. С.84-93; Воронова, Порохова, 1992; Васильев. Федоров, 1995. С.154-166; Матвеева, 1972. С.259-261; Мажитов, 1974; Железчиков, 1976; Исмагилов, 1979; Исмагилов, 1980; Железчиков, Кригер, 1979; Мошкова, Железчиков, Кригер, 1980; Заседателева, [с78] 1980; Заседателева, 1982; Заседателева, 1984; Заседателева, 1986; Пшеничнюк, 1991; Агеев, 1992].
Как уже отмечалось, наиболее массовой категорией вооружения в первый период являлись лук и стрелы. 91,4% всех воинских погребений содержат именно этот вид оружия. Выборка колчанных наборов из наиболее представительных комплексов показала, что в среднем "рабочий" колчан содержал около 40 наконечников стрел (приложение III). Из 73 комплексов только в 14 случаях (19%) количество их превысило 50 экземпляров, и только в 6 (8%) — 100 экземпляров.
Как справедливо заметил К.Ф. Смирнов, лук был излюбленным оружием кочевников региона и в случае войны им пользовались все — от стариков до детей. Материал свидетельствует, что луки и стрелы носились в колчанах и налучьях, реже в горитах. Причем, судя по изображениям, налучья носились на спине, а колчаны крепились к поясу. Наконечники стрел первого периода отличаются своей массивностью и весом, что свидетельствует о больших пробивных способностях. Этот факт заставляет думать о наличии хорошо защищенного противника.
На втором месте в паноплии номадов региона этого времени стояли средства ближнего боя — мечи и кинжалы "скифского" типа — 53,9% от общего количества воинских погребений (76 экз.). Согласно распространенной в оружиеведческой практике традиции, когда экземпляры длиной до 40 см считаются кинжалами, до 70 см — короткими мечами, а свыше 70 см — длинными, наш материал разбивается следующим образом [Мелюкова, 1964. С.47]. Из наиболее информативных 66 комплексов (см. приложение IV) 26 экземпляров (39,3%) являются кинжалами, 35 экземпляров (53%) — короткими мечами, и только 5 экземпляров, т.е. 7,5%, длинными мечами. Средняя арифметическая длина клинка этого периода равна 46 см, что, очевидно, отражает реальность.
Археологический материал свидетельствует, что номады Южного Урала в конце VI-V вв. до н.э. избегали боя на средней дистанции. Этот факт пока трудно объясним. Можно лишь говорить, что на данном этапе развития в копьях не было необходимости, и эта категория оружия начала заполнять лакуну в арсенале кочевников только в конце V в. до н.э. Процесс принятия на вооружение среднедистанционных средств боя проходил под влиянием военных контактов со своими соседями, вероятно на севере.
Панцири в это время в археологическом плане не зафиксированы. Однако это не исключает возможности использования средств личной защиты изготовленных из подручных материалов — кожи и войлока, эффективность которых не раз подчеркивали как древние, [с79] так и средневековые источники. Е.В. Черненко доказал наличие таких панцирей у скифов [Черненко, 1964. С.148]. Применительно к кочевникам рассматриваемого региона такую вероятность также можно допустить.
Таким образом, в результате анализа воинских погребений нетрудно заметить, что комплекс вооружения первой хронологической группы был преимущественно ориентирован на бой с дальней дистанции. Средства ближнего боя носили вспомогательный характер. Кинжалы и короткие мечи использовались лишь в самом тесном, ближнем бою, может быть, при вынужденном спешивании, если полагать, что пехоты у них вообще не существовало. Классический пример такой схватки изображен на Солохском гребне.
Мы не располагаем данными греко-римских авторов по структуре войска кочевников Южного Урала, и в этом плане единственным источником информации являются археологические воинские комплексы. Принято считать, что оружие, положенное в могилу, отражает реальный комплекс вооружения и выступает выразителем реальной воинской структуры (Кирпичников, 1971. С.43]. Первые шаги в этом направлении были сделаны К.Ф. Смирновым и продолжены в работе В.А. Иванова относительно военной организации финно-угров Южного Приуралья [Смирнов, 1961. С.68; Иванов, 1984. С.64-33].
Таблица VIII
Структура войска кочевников Южного Урала в первый хронологический период
Опираясь на достигнутый опыт реконструкции, попытаемся разобраться с этим вопросом на имеющемся материале. Представленная таблица достаточно убедительно иллюстрирует воинскую структуру кочевников.
Почти 47%, или почти половина боеспособного и вооруженного населения во время войны являлись лучниками. 40,4% в бою оперировали луком, кинжалом или коротким мечом. Только 7,8% воинов [с80] имели в своем распоряжении меч или кинжал. Учитывая специфику "дальнобойной" тактики кочевников Южного Урала этого времени, последний факт несколько непонятен. Может быть, здесь мы имеем дело с военно-иерархическим явлением, поскольку у индоариев кинжал являлся символом власти [Литвинский, Пьянков, 1966. С.68]. 4,2% всадников в V в. до н.э. расширили свою паноплию за счет копья или дротика. В этом явлении можно усмотреть начало процесса перехода к тактике боя на средней дистанции. Вполне вероятно, что этот случай документирует факт зарождения института дружинников или профессиональных воинов, который получил дальнейшее развитие в последующий период.
Мы уже писали о возможных противниках кочевников Южного Урала на основании сравнительного анализа комплексов вооружения племен сопредельных территорий [Васильев, 1993]. Исходя из этого, представляется наиболее вероятным, что военная организация номадов региона VI-V вв. до н.э. была направлена на разрешение внутриплеменных конфликтов, которые всегда возникали при дележе или нарушении пастбищных угодий, гидроресурсов, природных месторождений соли, и цветных металлов. Совершенно очевидно, что причиной военных столкновений были тяжкие последствия джутов.
Нападение на финно-угорские (ананьинские) племена могло быть успешным только в случае неожиданности. Весьма высокий процент ананьинского оружия ближне- и среднедистанционного боя — копий и топоров-кельтов не оставлял степнякам надежды на успех в открытом бою, учитывая к тому же фактор лесной местности и возможность обороны из-за валов и стен городищ. Однако все же не следует преуменьшать возможность проявления военной активности кочевников в северном направлении.
Лесные племена Прикамья и Нижней Белой являлись держателями значительных богатств — продовольствия, пушнины. Они же могли рассматриваться Степью как прибыльный "живой товар", который, кстати, до конца XIX в. сбывался на рынках Средней Азии и в частности Хорезма.
Согласно археологическим данным, не ранее второй половины V в. до н.э. в степи Южного Урала начинают активно проникать предметы среднеазиатского, ближневосточного и иранского импорта. Часть из них могла стать результатом торговых связей кочевников с южными соседями в районах их постоянных зимовок на Нижней Аму-Дарье, Сыр-Дарье, Устюрте. Однако другая часть — особенно ювелирная, едва ли явилась следствием торговли или обмена [Савельева, Смирнов, 1972. С.106-123]. В это же время исследователи фиксируют распространение бронзовых наконечников [с81] стрел южноуральских "сарматских" типов на поселенческих памятниках и городищах Хорезма, Маргианы и Бактрии [Воробьева, 1973. С.196-206; Толстов, 1948. С.77- 79; Толстов, 1962. С.98; Массон, 1959. С.48, табл. XXXIV, XXXVI; Ягодин, 1984. С.33-57]. Значительное их количество найдено также и в "арсенале" Персеполя. Эти факты позволяют думать, что уже со второй половины V в. до н.э. отдельные группы номадов исследуемого региона имели прямые, в том числе военные контакты, с народами, входившими в состав огромной державы Ахеменидов. Остается неясной форма этих контактов — грабеж оседлых центров либо служба в войсках персидских царей.
2. Комплекс вооружения и структура войска кочевников Южного Урала в IV — рубеже IV-III вв. до н.э. (II хронологическая группа)
Вторая хронологическая группа, в которую вошло 176 воинских комплексов (см. приложение V) характеризуется присущими для прохоровской культуры признаками [Ростовцев, 1918. С.1-30; Подгаецкий, 1937. С.334; Сальников, 1950. С.116; Сальников, 1952. С.95- 96; Смирнов, 1964. С.57-74; Мошкова, 1961. С.115-125; Мошкова, 1962. С.206-241; Смирнов, 1962. С.83-93; Мошкова, 1963. С.5-52; Смирнов, Попов, 1972. С.3-26;. Мошкова, Кушаев, 1973. С.260-265; Смирнов, 1975; Смирнов, 1977. С.3-51; Мажитов, Пшеничнюк, 1977. С.52-56; Ягодин, 1978. С.88; Железчиков, Кригер, 1978. С.218-222; Смирнов, 1981. С.81; Пшеничнюк, 1983. С.3-75; Васильев, 1984. С.31- 36; Агеев, Рутто, 1984. С.37-45; Ледяев, 1985. С.117-120; Смирнов, 1984а. С.10-11; Хабдулина, Малютина, 1982. С.73-79; Горбунов, Иванов, 1992. С.99-108; Васильев, Федоров, 1995; Агеев, 1993; Агеев, 1975; Железчиков, 1976; Мошкова, Железчиков, Кригер, 1978; Железчиков, Кригер, 1979; Кушаев, 1983; Кушаев, 1988; Иванов, 1985; Заседателева, 1981; Заседателева, 1984; Заседателева, 1985; Заседателева, 1986; Заседателева, 1988; Пшеничнюк, 1986; Пшеничнюк, 1987; Пшеничнюк, 1988; Пшеничнюк, 1989; Пшеничнюк, 1990; Пшеничнюк, 1991; Васильев, 1992].
Погребальный обряд. Распространение погребений этого времени в районы Южного Приуралья, а также начало освоения лесостепной зоны рассматриваемого региона. Активное применение дромосных камер со сложными деревянными полыми конструкциями, подбоев и катакомб нескольких типов, могильных ям с заплечиками, южной ориентировки костяков, меловой подсыпки.
Погребальный инвентарь. Господство мечей и кинжалов раннепрохоровских типов, заметное изменение конфигурации бронзовых [с82] наконечников стрел, широкое распространение круглодонной керамики с примесью талька, деградация звериного стиля. Следует оговориться, что часть перечисленных признаков фиксируется также в погребениях первой группы, однако там они не образуют сколько-нибудь значительного фона.
Во второй хронологический период — IV — IV-III вв. до н.э., как свидетельствует материал, 90% воинов (159 комплексов) имели на вооружении лук и стрелы. Таким образом, дальнобойное оружие по-прежнему занимает ведущее место в арсенале кочевников региона. И все же в этом плане происходят изменения. Из 85 наиболее представительных колчанных наборов только в 45 случаях наконечников стрел в колчане было меньше 50 (52,9%) в 26 случаях количество их колебалось от 50 до 100 (30,5%) и свыше 100 в 14 случаях (16,4%). Количество стрел среднего "рабочего" колчана по сравнению с предыдущим временем заметно увеличивается (см. приложение VII).
Таблица IX
Сравнительная таблица емкости колчанных наборов первой и второй хронологических групп
Несмотря на то, что, в целом, наблюдается тенденция к уменьшению веса и размеров наконечников, в колчанных наборах также присутствуют тяжелые "бронебойные" наконечники. Общее количество их значительно возрастает (табл. XI). На втором месте в арсенале кочевников Южного Урала по-прежнему остаются мечи и кинжалы, которые составляют 53,4% от общего количества погребений (94 экземпляра). Однако по сравнению с предыдущим временем в этом плане происходят существенные качественные изменения. Из 68 наиболее информативных образцов клинкового оружия только 10% являются кинжалами. Сокращается количество коротких мечей (48,5%). Широкое распространение получают длинные мечи (41%).
Поворотным моментом в военной истории кочевых племен региона, на наш взгляд, является принятие на вооружение копий, а [с83] также железных и костяных панцирей благодаря чему, комплекс вооружения ориентируется на широкий спектр ведения боевых действий.
Таблица X
Распределение клинкового оружия по хронологическим периодам
Для IV в. до н.э. нами учтено 24 наконечника копья, что составляет 13,6% от общего количества погребений. Как в количественном, так и в процентном отношении этот показатель в несколько раз выше, чем в предыдущий период. Появление доспехов (4,5%) всех воинских комплексов связано только с представителями аристократии. Можно думать, что в IV в. до н.э. в среде южноуральских кочевников происходит подобие военной "реформы", выразившееся в появлении тяжеловооруженной конницы, распространении копий, стандартизации мечей и кинжалов, наконечников стрел. Такую реформу можно вполне допустить, учитывая чрезвычайно усиление могущества и власти степного нобилитета, особенно в Илекской группе племен. Косвенным доказательством наличия сильной власти и соответствующего аппарата принуждения являются грандиозные по своим масштабам "царские" курганы, возведенные, очевидно, в это время по всей южноуральской степи.
В структурном отношении, военная организация номадов рассматриваемого региона представляется нам следующим образом. Лучники, как наиболее массовый контингент, комплектующийся из беднейших слоев населения, по-прежнему составляют довольно высокий процент. В 79 комплексах (44,8%) были найдены только стрелы. Несколько снижается по сравнению с VI-V вв. до н.э. контингент всадников, вооруженных луком и мечом — 55 комплексов (31,25%). Однако, как свидетельствует материал, это снижение происходит за счет качественного изменения в виде увеличения удельного веса длинных мечей. Также до 7,3% снижается количество погребений (13), где обнаружен только меч или кинжал. Как [с84] мы писали выше, в этот период появляется тяжеловооруженная конница, действовавшая в бою как копьями и мечами, так и луком (табл. XI).
Реконструируемая структура войска, разумеется, в достаточной степени условна. Едва ли кочевники Южного Урала имели постоянную армию, собираемую с дальних и ближних кочевий, в которой имеющиеся воинские контингенты четко соответствовали предложенным процентным соотношениям. Тем более что, судя по этнографическим данным, специфика пастушеской жизни разбрасывала родственные группы, особенно в период перекочевки, на многие сотни и даже тысячи километров, что само по себе затрудняло "мобилизацию".
Таблица XI
Сравнительные данные по структуре войска кочевников Южного Урала
По всей вероятности, это были чрезвычайно мобильные отряды небольшой численности, по несколько сотен воинов, занимавшихся грабежом "на свой страх и риск". В истории имеются достаточно убедительные примеры, когда пассионарные группы номадов, состоявшие из профессиональных и полупрофессиональных бойцов, следовали за удачливым вождем, пересекая огромные степные пространства в поисках добычи. Именно в таких отрядах предполагаемая воинская структура представляется нам вполне реальной. В обычных же "бытовых" межплеменных столкновениях, когда конфликты вспыхивали стихийно, структурная картина военных объединений (ополчений), вероятно, была несколько иной.
Перемены, произошедшие в IV в. до н.э. в комплексе вооружения, изменили и тактику ведения боя. Появившееся наступательное и оборонительное оружие позволило вести эшелонированную схватку, когда всадники-лучники осыпали врага издали стрелами, потом следовал "штурм" военного строя пехоты или конницы контингентом тяжеловооруженной кавалерии и далее в бой включались воины, оперировавшие в бою луком, короткими и длинными [с85] мечами. В сущности, такая тактика "ударного кулака" была традиционной для кочевников с развитой военной организацией. Особенно впечатляюще ее элементы проявились в парфянской среде, когда эффективное взаимодействие лучников, катафрактариев и других контингентов позволило нанести решительное поражение легионам Марка Красса в битве при Каррах в 53 г. до н.э. Мы далеки от мысли отождествлять первоклассную парфянскую армию I в. до н.э. с небольшими дружинами кочевников Южного Урала IV в. до н.э., однако все же между теми и другими имеются общие черты.
Активность кочевников в северном направлении почти не фиксируется за исключением родов, чьи летовки находились в зауральских районах. Здесь номады вступали в непосредственное соприкосновение с носителями гороховской и саргатской культур Последние две изучены крайне неравномерно, что затрудняет разговор об их комплексе вооружения. И все же нам кажется, что в военном плане "гороховцы" и "саргатцы" едва ли могли противостоять натиску кочевников, достигших в IV в. до н.э. вершины своего могущества. Впрочем, возможно, никакого натиска и не было. Отношения тех и других могли быть как союзническими, так и данническими. Так, М.Г. Мошкова предполагает, что именно население Зауральской лесостепи производило для номадов металлические изделия [Мошкова, 1974. С.48-49]. Наверно, мы никогда не узнаем, при каких обстоятельствах степняки получали тальковую посуду и вооружение: путем торговли и обмена, либо прямого военного давления.
Лесные районы Южного Приуралья также едва ли могли привлекать кочевников в военном отношении. Этому на наш взгляд имеется несколько причин, и одна из которых — практическое отсутствие на правом берегу Белой населения. Для IV в. до н.э. нам неизвестно ни одного ананьинского могильника и единственным реальным противником для номадов региона в этом направлении на рубеже IV-III вв. до н.э. могли стать носители керамики "гафурийского" типа. Однако их слабая численность и компактность проживания едва ли стимулировали к ним интерес со стороны Степи, тем более что "гафурийцы" вполне могли практиковать такой весьма эффективный вид сопротивления, как активную оборону.
В IV и IV-III вв. до н.э. отчетливо прослеживаются лишь два направления проявления военной активности носителей прохоровской культуры. Западное, о котором писал еще К.Ф. Смирнов, связано с воинскими комплексами у хут. Сладковского и Кащеевки, Шолоховского кургана и др. В них зафиксированы погребения тяжеловооруженных всадников, по инвентарю и обряду захоронения во многом тождественных южноуральским [Смирнов, 1984]. К.Ф. Смирнов [с86] полагает, что этот факт свидетельствует о начале проникновения прохоровцев в Волго-Донское междуречье. Однако Б.Ф. Железчиков ставит под сомнение военный характер переселения части южноуральских номадов и считает, что появление раннесарматских комплексов к западу от Волги связано с освоением новых территорий представителями степной аристократии [Железчиков. Железчикова, 1990. С.78-79]. С этим вполне можно согласиться, правда, судя по этнографическим данным, любая перемена маршрута кочевания была сопряжена с военным конфликтом из-за пастбищ с традиционно кочевавшим на них населением [Мак-Гахан, 1875. С.42].
Античные источники также косвенно фиксируют этнокультурные подвижки в районе Волги в рассматриваемый период. К.Ф. Смирнов, анализируя сообщения Стефана Византийского, Псевдо-Скилака, Теофраста и Псевдо-Скимна, пришел к выводу, что эти события можно датировать концом IV — началом III в. до н.э. Однако едва ли следует преувеличивать значение и степень прохоровского давления на запад от Урала в течение IV в. до н.э. и тем более полагать, что мощная военная организация номадов Южного Урала была создана для решения банальных межплеменных конфликтов. Также представляется малоубедительной точка зрения о начале вторжения рассматриваемых племен в Скифию по ряду причин. Во-первых, скифы этого времени были еще достаточно сильны, во- вторых, все трудности такого мероприятия не оправдывали затраченных усилий. В этом случае отряды кочевников должны были переправиться через три крупных реки (Урал, Волга, Дон) и столкнуться с сопротивлением савроматов, меотов и скифов. Никаких особенных богатств и сокровищ кроме возможного захвата скота, на этом пути не было.
На наш взгляд, более предпочтительным выглядит южное направление. Богатые оазисы Средней Азии и Ирана привлекали воинственных номадов гораздо больше, чем грабеж кочевого населения Волго-Донья, тем более что археологические и исторические данные вплоть до позднего средневековья свидетельствуют именно о меридиональном направлении походов южноуральских кочевых племен. Причем начало этого процесса, видимо, датируется еще эпохой бронзы, когда срубно-андроновские племена, осуществляя свои миграции, оказывались в районах Приаралья и гораздо южнее. Комплекс вооружения, структура войска, а также общеисторическая обстановка IV и IV-III вв. до н.э. свидетельствуют за то, что кочевники рассматриваемого региона были хорошо знакомы с передовыми армиями того времени. Более того, археологические [с87] данные, прямые и косвенные, письменные источники подтверждают эту гипотезу.
Для IV в. до н.э. известно несколько комплексов раннесарматского типа, в том числе и воинских на плато Устюрт и Узбое. Это может говорить, как о прямой инфильтрации кочевников Южного Урала к границам античного мира, так и о непосредственном их участии в политических событиях на территории северо-восточных областей Персидского царства.
Вопрос об этнической идентификации ранних кочевников исследуемого региона неоднократно рассматривался в нашей литературе. Большинство специалистов, начиная с А.А. Марущенко и О.В. Обельченко связывали прохоровские комплексы Средней Азии с дахами, которые продвинулись туда с Южного Урала [Марущенко, 1959. С.116; Обельченко, 1992. С.219-229]. К.Ф. Смирнов, вслед за Ю.М. Десятчиковым и И.В. Пьянковым, в своих последних работах также отождествил номадов региона с дахами и массагетами, которые впоследствии мигрировали к югу [Смирнов, 1977. С.135; Смирнов, 1984. С.16, 117].
Греко-римские авторы эпизодически сообщали об упомянутых племенах, особенно в связи с их участием в грандиозных политических событиях, развернувшихся в последней трети IV в. до н.э. Так, по сообщению Курция Руфа, тысяча дагов (дахов) упоминается в составе левого фланга персидской армии в битве при Арбелах (Гавгамелах) в 331 г. до н.э. Следует отметить, что, несмотря на общий исход сражения дахи и массагеты показали неплохие боевые качества. Они в числе первых атаковали агриан правого фланга, разграбили обоз и рассеяли конные части Менида и Ареты [Курций, XV]. На помощь воинственных номадов, среди которых упоминаются и даи (дахи), надеялся и Бесс (Артаксеркс IV) в своей борьбе с Александром [Курций, VIII, 4, 6]. Необходимо сказать и об участии кочевников в движении Спитамена. В этом плане показателен разгром двухтысячного отряда Фарнуха и Менедема согдийцами и союзными "скифами" в Северной Согдиане [Арриан, IV, 5, 8]. Этот факт примечателен тем, что была одержана победа над отрядом регулярной и прославленной армии. Следовательно, кочевники смогли применить нужную тактику ведения боя, и умело владели оружием — луком, штурмовыми копьями и длинными мечами.
Характер боевых операций дахов на юге, а также численность их отрядов говорят о том, что здесь действовали небольшие группы наемников или просто грабителей, воспользовавшихся смутным временем. Косвенно в пользу этого свидетельствует клад золотых вещей из кургана 1 Филипповского могильника, содержащий среди других предметы классического иранского ювелирного искусства, [с88] которые на наш взгляд не могли быть результатом торговли или обмена. В этой связи, очевидно, следует рассматривать иранские чаши из Прохоровского кургана, Куганакского клада и др. Вполне вероятно, что железная кираса из кургана 1 Прохоровского могильника имеет такой же характер своего появления на Южном Урале.
Есть все основания полагать, что на рубеже IV-III вв. до н.э. или в начале III в. до н.э. дахи-даи активно действовали в северной Парфиене и Маргиане. В это время варварами была разрушена Александрия Маргианская [Плиний, VI, 18], сожжен Александрополь в Нисайе. По мнению Ф.Я. Коське, эти эллинские города погибли при непосредственном участи даев-парнов [Коське, 1962. С.124]. Кроме этого, по сообщению Страбона, Маргианский оазис по приказу Антиоха I Сотера (280-261 гг. до н.э.) был окружен системой длинных стен протяженностью 1500 стадиев [Страбон, ХI, 10, 2]. Вышеперечисленные факты позволяют говорить о том, что давление номадов на северо-восточные провинции Сирийского царства не прекращалось на протяжении всей первой половины III в. до н.э.
Однако характер военных действий даев-прохоровцев в III в. до н.э. меняется. В связи с климатической ситуацией значительная часть кочевников региона была вынуждена покинуть южноуральские степи в поисках экологических "ниш". В результате своих миграций носители прохоровской культуры оказались в районах Нижнего Поволжья и Средней Азии. В последнем случае "сарматоидные" памятники представлены в юго-восточном Прикаспии (Чарышлы, Дордуль, Кара-Кала) и Согде (Хазара, Калкан-Сай) [Юсупов, 1986; Хлопин, 1975. С.51-53; Обельченко, 1992. 6-34]. Этнокультурные подвижки кочевников на окраинах античного мира прямо или косвенно зафиксированы и у ряда греко-римских авторов [Страбон, XI, VI, 2; Арриан, История Парфии; Курций, IV, XII, 11; Юстин, ХI, 1, 1]. Учитывая эти факторы, можно думать, что военные операции прохоровцев в Средней Азии в III в. до н.э. были направлены на захват новых территорий, кульминацией которых явилось воцарение Аршакидской династии и образование Парфянского царства.
Фиксируется еще одно направление расселения прохоровских племен на юге. Материалы чирик-рабатской культуры обнаруживают несомненную близость, как в плане погребального обряда, так и вооружения, в том числе защитного, с кочевым населением Южного Урала. Это свидетельствует о частичной инфильтрации последних к низовьям Сыр-Дарьи. Чирик-рабатская культура в настоящее время также отождествляется с дахами (даями) [Итина, 1992. С.60-61]. Если это положение, верно, то может быть именно о [с89] них сообщал селевкидский полководец Демодам, предпринявший поход за Танаис около 300 г. до н.э. (Хенниг, 1961. С.235].
3. Комплекс вооружения и структура войска кочевников Южного Урала в III-II вв. до н.э. (III хронологическая группа)
После оттока основной массы номадов с территории региона оставшаяся их часть прочно осваивает лесостепь, кочуя преимущественно в районах Южного Приуралья. Памятников этого времени за восточными склонами Уральского хребта практически не выявлено. Более того, подавляющее количество погребальных комплексов III-II вв. до н.э. сосредоточено в Демско-Бельском междуречье. Незначительное их число рассыпано по степи, в Уральском бассейне (Мечет-Сай, Увак, Близнецы, Лебедевка, Покровка) (рис. 24).
Погребения третьей группы характеризуются следующими чертами.
Погребальный обряд. Курганы этого времени являются "усыпальницами" больших семейных или родовых групп. Расположение под одной насыпью большого количества могил. Круговое расположение погребений вокруг центральной могилы. Разнобой в ориентировке покойников при преобладании южнонаправленных скелетов. Могилы подбойной и простой формы.
Вещевой материал. Полное господство мечей и кинжалов с прямыми перекрестьями и серповидными навершиями, преобладание бронзовых наконечников стрел с узкой треугольной головкой очень часто в сочетании с железными черешковыми над другими типами, наличие бронзовых зеркал с узким четко выраженным валиком и рукоятью-штырем, а также значительного количества "курильниц". Часть перечисленных признаков, особенно в плане погребального обряда может встречаться и среди погребений II группы [Садыкова, 1962. С.242-273; Садыкова, 1962а, С.88-122; Мошкова, 1963; Смирнов, 1975; Пшеничнюк, 1983. С.3-75; Агеев, Рутто, 1984. С.37-45; Воронова, Порохова, 1992. С.229-235; Веддер Дж. и др., 1993. С.28-54; Садыкова, 1959; Мажитов, 1974; Железчиков, Кригер, 1977; Мошкова, Железчиков, Кригер, 1978; Мошкова, Железчиков, Кригер, 1980; Заседателева, 1981. С.8-9]. Как мы уже отмечали выше, изменение традиционных маршрутов кочевания было вызвано, очевидно, причинами климатического характера в III в. до н.э., что в свою очередь привело к перемещению основной части оставшихся номадов глубоко в лесостепь. До сих пор во всем регионе не выявлено таких компактных по расположению и многочисленных по [с90] количеству погребенных, памятников типа Старые Киишки и Бишунгарово. К ним можно прибавить еще несколько тождественных курганов, расположенных в Демско-Бельском междуречье (Старо-Калкашский, Аллагуватский — раскопки И.М. Акбулатова и Ф.А. Сунгатова).
Глобальные этнокультурные подвижки кочевых племен не могли не вызвать определенной трансформации устоявшегося мировоззрения, погребального обряда, традиционных связей и, как следствие этого — военного дела.
По нашим данным, из 108 учтенных воинских погребений (см. приложение VI) в 88 случаях были зафиксированы наконечники стрел, что составляет 81,4%. Таким образом, лук и стрелы по-прежнему занимают ведущее место в арсенале кочевников рассматриваемого региона. Правда, здесь происходят существенные перемены. На вооружение активно принимаются железные наконечники стрел. На наш взгляд, это может объясняться несколькими факторами. Либо начинают производиться более мощные луки, поскольку утяжеляется вес наконечника, либо население испытывает трудности с сырьем для изготовления бронзовых. Заканчивая краткий обзор ручного метательного оружия, следует сказать, что количество наконечников в колчанных наборах этого времени значительно сокращается. Это можно заметить как о бронзовых, так и о железных экземплярах, несмотря на плохую сохранность последних.
В III- II вв. до н.э. заметно увеличивается значение оружия ближнего боя. Мечи и кинжалы встречены в 81 комплексе, что составляет 75% против более низких показателей двух предшествующих периодов. Причем в погребениях дважды зафиксировано по три клинка одновременно, и в восьми случаях, по два. Распределение этой категории вооружения по параметрам показывает, что из 69 учтенных экземпляров 32 относятся к кинжалам (46,3%), восемнадцать являются короткими мечами (26%) и 19 единиц длинными (27,5%) (табл. ХП).
Таблица XII
Распределение клинкового оружия по периодам
|
III период |
||||||
|
Короткие мечи |
||||||
|
Длинные мечи |
||||||
[с91] Подобная картина свидетельствует о том, что более половины владельцев клинкового оружия предпочитали самый ближний, очевидно спешенный бой, хотя в то же время третья часть воинов могла успешно оперировать мечом и с коня. Относительно других категорий вооружения у нас нет никаких данных. Железные и костяные панцири в этот период не выявлены, а обломок наконечника копья зафиксирован только в могильнике Покровка VIII [Веддер Дж. и др., 1993. С.121].
В структурном отношении реконструируемая военная организация поздних прохоровцев представляется нам следующим образом. Только стрелы зафиксированы в 35 комплексах, что составляет 32,4% от общего количества. Это означает, что контингент лучников заметно снизился до одной трети, против более высоких показателей первого и второго периодов (табл. ХШ).
В два раза по сравнению с предшествующим временем увеличилось количество погребений, где найдено только клинковое оружие. Оно зафиксировано в 20 случаях (18,5%). Также весьма заметно увеличился контингент воинов, имевших на вооружении лук, меч или кинжал. Эти категории выявлены в 53 погребениях (49%).
Таблица XIII
Сравнительные данные по структуре войска кочевников Южного Урала в I-III периоды
В свое время А.М. Хазанов предположил, что длинные мечи, явно имевшие колищую функцию, использовались в бою как копья [Хазанов, 1971. С.69]. Однако нам это представляется маловероятным.
Археологический материал свидетельствует, что кочевники Южного Урала в III-II вв. до н.э. действовали в бою, как на ближней, так и на дальней дистанции. Причем, судя по резкому увеличению удельного веса кинжалов и клинкового оружия вообще, их тактика была направлена на ближний бой, как на решающую фазу сражения. Также можно предположить, что уменьшение контингента [с92] лучников, комплектовавшихся из неимущих слоев населения, говорит об отсечении этой социальной категории от военного дела и, может быть, о более высокой "профессионализации" военных отрядов, учитывая, что все же лук по-прежнему играет доминирующую роль в арсенале номадов региона.
Реконструируемая воинская структура также позволяла вести эшелонированный бой. В этом случае лучники наносили массированный стрелковый удар по противнику, после которого в схватку включались меченосцы. Воины, вооруженные кинжалами, могли действовать в спешенном порядке, добивая раненных и т.д. Военным строем кочевников III-II вв. до н.э. могла быть как лава, так и "карусель", однако совершенно очевидно, что в рассматриваемый период тактика "ударного кулака", основу которой составлял контингент тяжеловооруженной конницы, уже не применялась. Следовательно, комплекс вооружения и тактика позднепрохоровских племен не позволяли вести успешный бой с отрядами или армиями, знающими правильный военный строй. Столкновение с тяжеловооруженной пехотой или конницей было заведомо обречено на неудачу.
География военной активности поздних прохоровцев представляется нам следующим образом.
Северное направление. В рассматриваемый период III-II вв. до н.э. значительно увеличивается население караабызской культуры, в конце этого времени появляются ранние пьяноборские памятники. По данным В.А. Иванова, военная организация племен караабызской культуры находилась на довольно высоком уровне [Иванов, 1984. С.72-73], в отличие от пьяноборцев, обитавших севернее. Комплекс вооружения и структурная организация обитателей городищ Центральной Башкирии с учетом местной специфики (возможность активной обороны из-за укрытий) не оставляли номадам шансов на успех в открытых военных столкновениях. Несмотря на то, что вооруженные конфликты могли иметь место, в целом отношения тех и других нам представляются мирными. Погребальные памятники иллюстрируют факты взаимного проникновения двух материальных культур.
Западное направление военных походов кочевников III-II вв. до н.э., по нашему мнению, являлось бесперспективным. Отсутствие перечисленных выше стимулов в рассматриваемый период дополнилось еще одним, на наш взгляд важным препятствием, для опасных военных предприятий за Волгу. Мы имеем в виду резкое увеличение численности номадов Волго-Донья, объясняемое массовой миграцией прохоровских племен из Южного Приуралья. Судя по археологическому материалу, комплекс вооружения нижневолжских [с93] кочевников не уступал по своему ассортименту южноуральским. Первые же в случае войны могли иметь существенное численное преимущество. По данным М.Г. Мошковой, на 1974 г. [Мошкова, 1974. С.10] погребений III-II вв. до н.э. в междуречье Волги и Дона насчитывалось 305, в то время как в Приуралье — только 96. За 20 лет полевых исследований в южноуральских степях положение существенно не изменилось, в то время как в Поволжье, материалы интересующего нас периода продолжают увеличиваться.
Южное направление. Лишь косвенные данные позволяют предполагать наличие военных контактов кочевников рассматриваемого периода с южными соседями. Так, например, возведение в левобережном Хорезме сети пограничных крепостей и укрепленных поселений, явно противокочевнической направленности, свидетельствуют, что население оазисов раннекангюйского времени могло стать объектом грабежа северных номадов. Появление "сарматоидных" комплексов позднепрохоровского облика в районе Саракамышской дельты Аму-Дарьи (Туз-Гыр) и Согда (Лявандак, Кызыл-Тепе, Кую-Мазар) говорит о постоянном присутствии степняков на границах Хорезма и прямой их инфильтрации в бассейн Заравшана [Трудновская, 1979. С.101-110; Обельченко, 1992. С.221, 227]. Многочисленные предметы среднеазиатского импорта, находимые в погребениях III-II вв. до н.э. подтверждают тезис о четко налаженных экономических связях, что само по себе не исключает и отношений военного характера.
Рассматриваемый период — время бурных политических событий на арене античных государств Средней Азии, отделенных от могильников Южного Урала всего лишь 30-45 днями "караванного" хода, событий, где по общепринятому мнению кочевники играли ведущую роль. Это время становления молодого Парфянского царства, проходившее в ожесточенных войнах с Селевкидами, время разгрома Греко-Бактрии. Мы не имеем прямых доказательств об участии номадов рассматриваемого региона в этих событиях, однако К.Ф. Смирнов гипотетически допускал такую возможность [Смирнов, 1989. С.175]. Другой исследователь среднеазиатских древностей О.В. Обельченко, опираясь на значительный археологический материал с территории Согда, прямо говорит о завоевании сарматскими племенами областей, которые контролировали эллины, и полагает, что указанные кочевники принимали непосредственное участие в крушении последнего греческого царства в Азии [Обельченко, 1992. С.227, 230]. [с94]
Публикация:
В.Н. Васильев. Вооружение и военное дело кочевников Южного Урала в VI-II вв. до нашей эры. Уфа: Гилем, 2001
По своим характеристикам средневековые луки уступают современным моделям. Но это не мешало армиям воинов и отрядам степных кочевников одерживать восхитительные победы. Мастерство владения этим оружием было как никогда на высоте, на редкость продуманными были и стратегии боя.
Один из самых любопытных вопросов нашего времени, ответ на который позволит лучше понять, что нас ждет в будущем, связан с аккумуляторами. Смогут ли специалисты ощутимо поднять плотность энергии, хранящейся в аккумуляторах? Нет шансов, считают некоторые скептики, ведь с момента появления первой батареи Алессандро Вольта минуло два столетия. Значит, ученые уже предельно усовершенствовали конструкцию. Однако у подобного мнения существует веский контраргумент. Первый созданный человеком аккумулятор — лук — изобретен несколько тысячелетий назад, но именно за последнее столетие, с появлением новых материалов и технологий, здесь был достигнут заметный прогресс. Впрочем, технические преимущества нынешних луков вряд ли позволили бы нам одолеть, скажем, средневековых кочевников. До появления огнестрельного оружия искусство стрельбы из лука у многих народов было как никогда высоко.
Лук без яда — стрелы на ветер
Археологические находки позволяют заключить, что лук был изобретен человеком как минимум 10 000 лет назад. Древние луки были невелики, длиной около 70 см, имели крайне низкий КПД и применялись в комплекте с неоперенными стрелами. Последние представляли собой тростинки с граненым деревянным наконечником. Древние стрелы весили всего 10−15 г, что дополнительно снижало эффективность стрельбы доисторического лука, — сказывалось отсутствие более подходящих для изготовления стрел материалов. Такие луки в основном применялись для охоты на птиц и мелких животных.
Существует, впрочем, устоявшееся мнение, что еще в те времена луком пользовались при межплеменных «разборках»: обитатели пещер стреляли друг в друга отравленными стрелами. Ведь без яда слабый лук с легкими стрелами был способен причинить вред противнику разве что при стрельбе в упор. Однако большинство ученых полагают, что в те времена луками практически не пользовались в военных целях: лишь немногие племена располагали подходящими для этого ядами.
Шагом вперед в эволюции лука стало появление стрел с оперением и тяжелыми наконечниками. Стрелы с костяным наконечником весили около 25 г, с наконечником из камня — до 50 г. Больший вес стрелы привел к увеличению убойной силы, что в комбинации с возросшей почти вдвое длиной лука сделало «первый в мире аккумулятор» серьезным оружием. В племенных схватках бойцы все чаще применяли лук и реже использовали копьеметалку и пращу — древнейшие виды боевого оружия. Древним убийцам больше всего нравилось то, что луком можно было пользоваться скрытно — например, неожиданно подкравшись, без боя поразить сильного противника. С другими видами оружия такой трюк был невозможен. Единственным конкурентом в этом плане было копье, но вскоре оно проиграло в схватке с луком. При стрельбе на небольшое расстояние стрела на высокой скорости, входя в тело жертвы, образовывала более глубокую рану за счет малой площади удара. Лучники-охотники теперь уже стреляли не только по уткам, но и по бизонам.
Ужасное орудие кочевников
С приходом цивилизации оружие продолжало развиваться: чтобы увеличить дальность стрельбы, европейцы удлинили луки. Больше всех увеличением размеров увлекались британцы. Средневековый английский лук достигал длины 180−220 см.
В отличие от оседлых цивилизаций, кочевые народы шли иным путем. Предпочитая ездить верхом, кочевники отдавали предпочтение небольшому луку и оттачивали мастерство стрельбы на скаку. Вскоре кочевые лучники стали устрашающей силой.
Оружие большинства кочевников — композитный лук — пришло из Древнего Египта, где о существовании подобной разновидности лука знали уже во II тысячелетии до нашей эры. Композитный лук составляли из сухожилий, дерева, рогов и некоторых других материалов, подбирая их таким образом, чтобы снаружи (на спине лука) находились материалы, лучше выдерживающие растяжение, а изнутри (на животе) — лучше работающие на сжатие. Как результат, при сравнительно малых размерах композитные луки отличались высокой дальностью стрельбы.
А большие турецкие композитные луки всегда были рекордсменами в этой области: они могли выбросить стрелу на 250 собственных длин.
Всадники могли использовать только луки небольшой длины, поэтому применение композитных луков, которые при равном с деревянными натяжении обеспечивали примерно на 30% бóльшую энергию, было вполне оправдано. Было и еще одно объяснение популярности композитных луков у кочевников: в степях, где они обитали, деревья почти не встречались. Поэтому, несмотря на трудоемкость изготовления, заметно более долговечный композитный лук был оптимальным выбором.
Использование более эффективного композитного лука было лишь одной составляющей успеха. Огромное значение имело высокое мастерство стрельбы. Всадники регулярно тренировались. Причем у арабов стрельба из луков даже считалась религиозным обязательством, предписанным Кораном. Пророк Мухаммед сам был лучником и убеждал свою общину заниматься верховой ездой и стрельбой из лука, отдавая предпочтение последнему.
Первоклассными конными лучниками считались скифы: они умели стрелять с обеих рук на скаку. Они же первыми в мире стали применять металлические наконечники стрел, выполненные из бронзы. Небольшие луки скифского типа (длиной около 70 см) быстро распространились среди народов Ближнего Востока и Европы. Среди прочих их стали применять персы и парфяне. Последние обогатили мировые языки выражением «парфянская стрела», которое означало меткий коварный удар. Древний азиатский народ применял в боях хитрость — парфянские всадники симулировали бегство и через плечо поражали преследующего их противника меткими стрелами. Мастерство и хитрость парфянских лучников принесли им ряд значительных побед в битвах. Самым известным стало сражение при Каррах, когда небольшая армия парфян расстреляла 40-тысячное войско римлян во главе с Марком Крассом. Правда, победа далась нелегко — парфянские лучники, по предположениям историков, израсходовали за день более 2 млн стрел.
Впрочем, тактика «парфянская стрела» не оптимальна с физической точки зрения. Если отступающий лучник стреляет в противника на скаку, скорость стрелы снижается на величину скорости всадника и убойная сила выстрела становится меньше.
Столетиями позже монголы использовали более кинематически верную тактику. Они стреляли по ходу движения на полном скаку. За счет сложения скоростей стрела получала заметную прибавку в скорости, а дальность выстрела увеличивалась примерно на 40%, так что стрелы монголов были опасны на расстоянии до 200 м. Однако вернемся в Европу XIV-XV веков, где во время Столетней войны между Англией и Францией происходили любопытные события, связанные с историей лука.
Торжество больших луков
Английские лучники, как уже было сказано, использовали самые длинные в мире простые луки. Большая длина обеспечивала высокую убойную силу и делала точность выстрела более стабильной. С точки зрения убойной силы большие композитные луки применять в бою было бы предпочтительней, но такое оружие было дорогим и сложным в производстве, поэтому англичане выбрали обычный деревянный лук. Простой и недорогой в изготовлении, такой лук можно было выпускать в массовых количествах и обеспечить оружием всех мужчин страны поголовно. Британские мануфактуры по производству луков представляли собой нечто вроде прототипа конвейера Генри Форда. Все делалось предельно быстро, чтобы обеспечить высокую производительность. Большое внимание уделялось и тренировкам — во времена правления Плантагенетов всем мужчинам предписывалось в обязательном порядке практиковаться в стрельбе из лука. В главных сражениях Столетней войны с английской стороны принимало участие обычно несколько тысяч лучников: это сковывало противника в его маневрах, а солдаты, попадая под дождь стрел, теряли боевой дух. Популярность лука была так велика, что из трех солдат в английской армии двое были лучниками, а при знаменитой битве при Айзенкуре лучниками были четыре человека из пяти. Любопытно, что помимо пеших лучников у англичан были и конные. В некоторых книгах их изображают стреляющими в седле. Но это неверно: лошадь использовалась для мобильности, а в бой они шли в пешем строю.
Триумфом в истории английского лука стала битва при Айзенкуре, когда имевшая существенное численное превосходство тяжело вооруженная французская армия (25 000 против 6000) потерпела поражение, понеся заметные потери. К такому результату привело мастерство английских лучников, которые градом стрел умело уничтожали наступающих французов. Столетняя война в некотором смысле представляла собой любопытную схватку между арбалетом, которым были вооружены французы, и английским луком. Французы считали своих арбалетчиков внушительной силой: по дальности стрельбы, убойной силе и точности их орудия решительно превосходили английские луки. Но в бою сказался главный недостаток арбалета — низкая скорострельность. В то время как неплохой лучник мог совершить в минуту 10−12 выстрелов, арбалетчик выпускал не более четырех болтов. Кроме того, эффективная дальность стрельбы из арбалета была ниже, чем из лука.
Однако позже, когда воины стали применять доспехи все лучшего качества, более мощные и точные арбалеты стали применяться все чаще. Правда, их век был недолог: превосходя первое огнестрельное оружие по точности, и лук и арбалет отличались медлительностью снаряда. В неподвижную мишень попасть из лука было проще, что в 1792 году продемонстрировали любопытные соревнования лука и ружья, прошедшие в Англии. Из 20 выстрелов в мишень, расположенную на расстоянии 100 ярдов (91 м), попало 16 стрел и 12 пуль. Но сразить из лука движущуюся цель было заметно сложнее! Тяжелая стрела английского лучника преодолевала боевую дистанцию за 1,5−2 секунды, поэтому подвижная «цель» успевала уйти в сторону.
В начале XVI века мушкет уже стал чаще лука применяться на полях сражений. А к началу XIX века о луках в войсках совсем забыли. Поэтому в 1813 году в «Битве народов» под Лейпцигом воины были удивлены, увидев башкирских лучников, входивших в состав русской армии. Французы даже прозвали их «амурами». Но, к слову сказать, сражались лучники вполне успешно. Спустя еще четыре десятилетия башкирские лучники неплохо проявили себя в Крымской войне. Но после этого образ воина с луком ушел из настоящей жизни и перешел в книги и фильмы, а мастерство средневековых лучников обросло легендами. Появилось и новое хобби: воодушевленные историей, любители начали создавать себе средневековые луки по аутентичной технологии. По эффективности и удобству стрельбы они, конечно, проигрывают блочным углепластиковым моделям, но зато позволяют владельцу почувствовать себя отважным скифским всадником или Робин Гудом…
Наследие английских лучников
Победный жест «V», два поднятых вверх пальца одной руки, которым частенько пользовался Уинстон Черчилль, — вовсе не имитация первой буквы английского слова victory («победа»), как полагают многие. Оказывается, этот жест имеет древнюю и довольно мрачную историю. Во время Столетней войны французы были страшно злы на английских лучников, поэтому пленным стрелкам отрубали два пальца, которыми они натягивали тетиву: человек навсегда расставался со своей профессией. Поэтому, возвращаясь домой с победой, лучники показывали встречавшим два своих «главных» пальца: пальцы целы, мы победили!
Мифы о луках
Миф 1. Стрела средневекового лука легко пробивала любые металлические доспехи.
— Далеко не всякая стрела (многое зависело от наконечника), не из каждого лука и, разумеется, не любые доспехи. В принципе это было возможно, но скорее в виде исключения, чем правила.
Миф 2. Некоторые средневековые лучники стреляли настолько метко, что могли стрелой порвать тетиву лука противника.
— Скорее всего, это домыслы. Зачем тратить стрелу на порчу орудия противника, если можно его ею же убить?
Миф 3. Лучник выстреливает вторую стрелу до того, как первая попала в цель. При прицельной стрельбе на небольшие дистанции это невозможно.
— Стрела летит около двух секунд, на выстрел одной стрелы хороший средневековый лучник тратил пять-шесть секунд.
Миф 4. Средневековые лучники обычно стреляли по команде.
— Так они стреляют только в фильмах. Удерживать боевые луки в подтянутом положении было сложно. Поэтому команда подавалась только один раз — на начало стрельбы.
Вопросы изучения военного дела древних кочевников Горного Алтая привлекают внимание специалистов в течение длительного времени. М.П. Грязнов и С.В. Киселев использовали находки предметов вооружения как хронологический показатель при отнесении разных групп памятников к различным этапам пазырыкской культуры и сопоставления их с другими культурами скифского и хунно-сарматского времени. Первый опыт систематизации материалов по вооружению пазырыкской культуры был предпринят С.И. Руденко, который проанализировал находки стрел, кинжалов, чеканов, щитов и изображения воинов. В.Д. Кубаревым были охарактеризованы находки предметов вооружения из курганов рядовых кочевников в восточных районах Горного Алтая. В работах Ю.С. Худякова был проведен сравнительный анализ комплекса вооружения кочевников Горного Алтая с наборами оружия других культур скифского времени в Южной Сибири и рассмотрены общие закономерности формирования военного искусства древних номадов. Наряду с характеристикой военного дела пазырыкской культуры в целом, важное значение имеют работы, в которых анализируются материалы по вооружению из локальных районов распространения культуры. В результате целенаправленного изучения В.И. Молодиным и Н.В. Полосьмак курганов пазырыкской культуры на плоскогорье Укок удалось реконструировать внешний облик, защитное облачение и воинское снаряжение пазырыкских воинов. Особый интерес представляет обнаруженное на могильнике Ак-Алаха-1 захоронение пазырыкской амазонки - женщины в воинском облачении с оружием.
Пазырыкская культура датируется IV - началом II века до н. э. Она была распространена на территории Горного и Центрального Алтая и относится к ираноязычным культурам кочевого типа, заселившим в раннем железном веке огромные пространства от степей Северного Китая до степей Северного Причерноморья. Пазырыкская культура прошла два этат па развития: первый, пазырыкский этап, и второй, завершающий или шибинский этап позднескифского или хуннского времени.
Курганы пазырыкской группы донесли до нас много интересного, благодаря специфике природных условий. Главной из этих особенностей является образование через несколько лет после захоронения в кургане вечной мерзлоты. Именно благодаря мерзлотной линзе впервые в исследовании культур евразийских степей I тыс. до н. э. были найдены хорошо сохранившиеся тканые и кожаные изделия, а также деревянная фурнитура.
Сравнительный анализ находок в курганах с ледяными линзами представляет интерес для реконструкции комплекса вооружения и военной организации пазырыкских воинов. К сожалению, полный набор воинского снаряжения обнаружен далеко не во всех захоронениях, даже в курганах с мерзлотой. В памятниках пазырыкского этапа полный набор вооружения встречен только однажды. В одном из могильника горного Алтая (Кок-Эдиган) был погребен воин с конем в полном вооружении и снаряжении. На нем был воинский пояс с бронзовыми обоймами, к которому были подвешены чекан и колчан. К бедру был пристегнут кинжал. От колчана сохранились бронзовая бляшка, крюк и два костяных наконечника стрел. Судя по материалам погребений, воинов могли хоронить как с конем, так и без коня, в полном наборе или только с отдельными предметами вооружения. Эти различия могли объясняться как личными воинскими заслугами умершего, так и принадлежностью к разным родам и их военным отрядам. На втором, шибинском этапе, ни в одном из погребений не было обнаружено полного набора вооружения. Исследователи связывают это с тем, что оружие в захоронениях стало выполнять символическую знаковую функцию.
Население Горного Алтая в скифское время имело на вооружении три основных вида оружия - лук, стрелы, кинжалы и чеканы, что соответствует классическому комплексу вооружения южно-сибирского всадника-лучника (Худяков, 1986, с. 144). Легкая конница пазырыкцев обладала полным набором вооружения: оружием для ведения дистанционного боя - луком и стрелами, оружием для ближнего боя в конном и пешем строю - чеканнами, и оружием для рукопашного боя в спешенном строю - кинжалами.
Основным видом оружия дальнего боя древних кочевников Горного Алтая в скифское время был лук. По археологическим данным хорошо известно, что население Горного Алтая в этот период было хорошо знакомо со сложными луками, как большими, длиной более 1 м, так и небольшими, короткими, длиной более 60 см, так называемого "скифского" типа. Оба типа луков успешно использовались как в бою, так и на охоте (Кочеев, 1997, с. 147-151). На территории Горного Алтая в результате археологических раскопок найдено немало остатков луков.
Самым массовым материалом среди предметов вооружения являются наконечники стрел. В памятниках I тысячелетия до н.э. Горного Алтая найдено большое количество наконечников стрел, изготовленных из бронзы, рога и кости. В колчанных наборах горноалтайских кочевников скифского времени обычно находят от 1 до 20 экземпляров наконечников стрел (Кочеев, 1987, с.55), причем бронзовых наконечников меньше, чем роговых, что характерно для памятников Южной Сибири. Бронза, как основной материал для изготовления наконечников стрел в основном применялась в VIII-V вв.. до н.э. Бронзовые наконечники из памятников Горного Алтая I тыс. до н.э. были двухлопастными втульчатыми, и трехлопастными как втульчатыми, так и черешковыми, четырехгранными втульчатыми.
Своеобразной чертой Горного Алтая является использование в военном деле роговых и костяных наконечников. Они известны в памятниках второй половины I тысячелетия до н.э. на всей его территории. В колчанных наборах число их невелико - от 5 до 10 экземпляров (Кочеев, 1987, с.55). В основной же массе число наконечников не превышает 2-5 экземпляров. Практически все наконечники стрел на территории Горного Алтая изготовлены из рога марала, что вероятно обусловлено как местными сырьевыми ресурсами, так и определенной сложившейся технологической традицией. По своим типам роговые наконечники подразделяются на втульчатые и черешковые, большинство наконечников были трехгранными в сечении, реже встречаются встречались четырёхгранные, плоские, пулевидные наконечники.
Что касается применения роговых и костяных наконечников в боевых действиях, то здесь существует несколько точек зрения. Ряд исследователей считает, что они являются исключительно охотничьими (Руденко, 1953, с.242), другие справедливо полагают, что роговые наконечники одинаково успешно использовались и на охоте, и в бою. Об этом свидетельствуют факты нахождения наконечников в телах погребенных (Кочеев, 1983, с.94).
В качестве оружия ближнего боя у племен Горного Алтая скифского времени был широко распространен чекан. Чеканы предназначались они для поражения защищенного доспехом противника. О широком распространении чеканов свидетельствует довольно частые находки в курганах. Чеканы были хорошо известны у населения тагарской культуры, населения скифских культур Тувы, Северо-Западной Монголии и лесостепного Алтая.
В Горном Алтае известны два типа чеканов - втульчатые и проушные. Среди них известны и уменьшенные копии, и настоящие, боевые изготовленные из бронзы и железа. Настоящие боевые чеканы отличаются прежде всего своими размерами, они имеют общую длину свыше 20 см, диаметр проушины или втулки 2-4 см, диаметр бойка 16-18 мм. Бронзовые боевые чеканы несколько меньше, их обычная длина 18-20 см, длина бойка 8-10 см, диаметр бойка 11-18 мм, диаметр проушины 2-3 см. Проушные бронзовые, а затем и железные чеканы были господствующим видом. По подсчетам исследователей они составляют 77,6 % от общего их числа. Бронзовые боевые чеканы активно использовались горноалтаискими кочевниками в VI-IV вв.. до н.э. Начиная с V в. до н.э. растет количества уменьшенных экземпляров в погребениях Горного Алтая. Находимые в погребальных комплексах уменьшенное и миниатюрное оружие, повторяя облик боевого оружия, очевидно уже не имели практического значения. Чеканы III-Iвв. до.н.э. отличаются небольшими размерами, небрежностью литья. Это всё свидетельствует о том, что роль чеканов, как оружия ближнего боя постепенно сходит на нет, однако их продолжают применять. В памятниках после дующей эпохи чеканов уже нет.
Алтайские чеканы в погребениях почти всегда находятся в районе пояса у правого бока, рукоятью вниз. Чеканы носились боевой частью вверх, закреплялись к поясу при помощи специальных портупейных ремней и различных застежек. Сами чеканы насаживались на деревянные рукояти длиной 60-80 см. Рукояти чеканов окрашивались красной краской, или полосками красной и черной краски. Рукояти боевых чеканов имели овальную форму в сечении, что было очень удобно и практично при нанесении поражающего удара (Кубарев, 1992, с.67). Иногда вместе с чеканом находят втоки, которые насаживались на конец рукояти. Втоки изготавливались из бронзы и железа. Такие втоки не только предохраняли конец рукояти, но и использовались в качестве ударного оружия.
Чеканы использовались как в пешем, так и в конном бою, хотя многие исследователи считают, что их использовали только в пешем строю (Кубарев, 1992, с.68). Исследователи считают, что боевые чеканы насаженные на длинные рукояти можно было применять конным воинам, когда применение других видов оружия было ограничено. Конный воин при помощи чеканов также мог поразить своего пешего противника. Также отмечают особую роль чеканов при совершении различных культовых обрядов, в частности с ритуальным убийством коней при совершении погребального обряда (Руденко, 1953, с.262). На протяжении почти всей скифской эпохи в Горном Алтае чеканы являлись одним из основных видов оружия ближнего боя, его роль была очень велика и лишь в конце скифской эпохи она исчезла.
Одним из наиболее распространенных видов оружия ближнего боя у древних горноалтайцев являлся кинжал, который применялся в течении длительного времени. Все кинжалы Горного Алтая изготавливались из бронзы и железа. Самыми ранними кинжалами следует считать кинжалы VIII-VI вв.. до.н.э. Начиная с VI в. до н.э. в скифских памятниках начинает появляться железное боевое оружие, фрагменты железных кинжалов в курганах этого периода зафиксированы (Руденко, 1953, с.12-121).
Исследователи считают, что горноалтайские кинжалы можно выделить в три группы: боевые, уменьшенные и миниатюрные (Кубарев, 1992, с.57). Боевые кинжалы имеют стандартную длину 30-40 см, уменьшенные - 16-20 см, а длина миниатюрных экземпляроов - 10-15 см. Последние очень часто встречаются в курганах скифского времени, причём модели кинжалов изготавливались из различных материалов - бронзы, железа, кости, дерева.
Господствующим типом боевых кинжалов в скифское время в Горном Алтае бвли кинжалы с бабочковидным перекрестием, прямой, гладкой или рубчатой рукоятью. Среди боевых кинжалов встречаются экземпляры, имеющие прорезную рукоять, прямое кольцевидное, антенновидное навершие, прямое, брусковидное перекрестие. Хронологически время бытования этих предметов вооружения ближнего и рукопашного боя очень широко.
Итак, на вооружении древних кочевников Горного Алтая в скифское время находились три основных вида оружия - луки, чеканы и кинжалы. Комплекс вооружения пазырыкских воинов включал в себя средства ведения дистанционного боя для поражения легковооруженного противника, а также средств ведения боя в спешенном строю.
Несмотря на то, что находки настоящего боевого оружия в курганах не так часты, можно реконструировать весь комплекс вооружения пазырыкцев, хотя вполне вероятно, что этот набор далеко не полон. Известна находка железного боевого топора-секиры в одном из горноалтайских курганов (Кубарев, 1992, с.65). Интересно, что железное боевое оружие появляется у пазырыкцев в VI в. до н.э., хотя бронзовое оружие активно применялось в течении V-III вв.. до н.э.
Каким бы ни было совершенным для своего времени вооружение воинов -пазырыкцев, но и оно не устояло под ударами ветра перемен. Уже к 3-ему веку до н.э. оружие скифского типа постепенно вытесняется оружием сарматских племен, основу которого составлял длинный меч.
4383 0Воинская доблесть казахских батыров веками воспевалась народом. Художник, историк Калиолла Ахметжан рассказал о вооружении, с помощью которого наши предки побеждали, а также Кодексе чести батыров.
Калиолла Ахметжан – известный в Казахстане художник, историк и этнограф. Он один из тех немногих ученых, кто по крупицам восстанавливает историю военного дела азиатских степняков, которая считалась «одной из самых совершенных военных систем средневековья», занимается научно-художественной реконструкцией вооружения казахских воинов, собирает факты о степном рыцарстве – батырстве.
Постепенно интерес художника к военному делу казахского народа на основании кропотливого изучения исторических и археологических источников, русских летописей и тюркских эпосов вылился в книгу «Этнография традиционного вооружения казахов» и реконструкцию воинского вооружения. Таким образом, он впервые представил комплексное видение истории военного искусства и вооружения казахов.
Калиолла Саматович, расскажите, пожалуйста, о проделанной вами реконструкции вооружения воинов-кочевников разных эпох.
После вхождения Казахстана в состав России исчезла традиция служения батыров хану, соответственно, и воинское искусство постепенно начало утрачиваться. В эпосах и других письменных источниках остались сведения, однако их необходимо собирать по крупицам. Я сделал реконструкцию вооружения для своей книги, но еще края не видно, сколько следует изучать вооружение и военное искусство кочевников.
Это реконструкция вооружения воинов-кочевников разных эпох. Сделана она на основе археологических памятников, изобразительных, письменных и устных источников, поэтому достоверна. Например, это вооружение казахского султана – боевое зерцало принадлежало султану Арыстану. Шлем, топор – все эти вещи можно увидеть сегодня в музеях. Я ничего не придумал. Я восстановил картину того, как носилось оружие, как надевались доспехи.
Что отличало казахского воина от других воинов-кочевников?
У тюркских народов много схожих видов вооружения, потому что это по сути одна культура. Но она очень сильно отличается, к примеру, от джунгарской культуры, в которой обнаруживаются следы буддизма. Можно говорить о том, что форма доспехов общая, как у казахских воинов, так и, допустим, у татарских, узбекских, киргизских. Они много веков находились в одной государственной системе, происходило взаимовлияние, складывался общий тип вооружения.
Каким оружием должен был владеть воин?
У казахов есть такая поговорка: «Ер кару – бес кару», («У воина – пять видов оружия»). Воин должен был иметь пять видов оружия и хорошо ими владеть: это рубящее (топор), режущее (сабля или меч), метательное (лук), колющее (копье или пика) и ударное оружие (булава, палица или кистень). Каждый вид оружия имел свои разновидности. Эти пять видов оружия не могли заменять друг друга, использовались они только в совокупности. Примечательно, что их разновидности были взаимозаменяемыми.
Существовало четыре вида доспехов, которые различались системой создания защиты. Например, кольчатый доспех, или кольчуга сплеталась из металлических колец. Чешуйчатый доспех изготавливался из металлических чешуек, которые пришивались на кожаную основу.
У сарматов и скифов были короткие куртки, короткая кожаная обувь. Современная армия переняла многое от древних воинов: тип одежды, способы ношения оружия.
Какие существовали правила ведения боя у казахских воинов?
Это было целое военное искусство, которое складывалось веками, ему учили. Например, был определенный способ построения войска перед боем. Обычно это было трехчастное построение: центр, правый и левый фланг. Каждое войско строилось по десятичной системе. Из десяти воинов образовывался отряд – ондық, или «десятка», руководил им десятник. Из десяти десяток создавалась «сотня» – жүздік, которой руководил жүзбасы – сотник. Из десяти сотен образовывалась «тысяча», или мыңдық, руководил ею мыңбасы – «тысячник». Из десяти тысяч создавалось «десятитысячное войско» – түмен.
В самом начале боя в атаку вступали легко вооруженные конные лучники и окружали вражеское войско. Такая боевая техника называлась толғама, или карусель. Естественно, враг терялся, потому что обычно войско строится фронтально и идет вперед. А тут войско подвергалось обстрелу из лука со всех сторон, разрушался боевой строй, гибли всадники, кони.
Затем в бой выходили копьеносцы и пикинёры и начиналась лобовая атака. Когда вражеское войско рассыпалось, происходило полное уничтожение врага.
В каких случаях в сражении применялся меч?
После того как разбивали войско, в ход шли меч, топор, булава, нередко мог завязываться и рукопашный бой. Известны случаи применения в бою ложного отступления. Например, напал небольшой отряд, который начинал якобы проигрывать в схватке. Отряд постепенно отступал, при отстреливаясь из лука (причем все кочевники умели стрелять из лука с левой и с правой руки). Когда вражеское войско пускалось в преследование отступавшего отряда, из засады выходило поджидающее врага войско.
Перед боем устраивались поединки батыров. В центр сражения от каждого войска выходили знатные батыры. На седле боевого коня батыра крепился небольшой барабан, ударами в который воины-профессионалы и вызывали друг друга. По всей видимости, это были определенные удары, которые понимал каждый батыр, и «свой», и «чужой». Различались также барабанные сигналы, означавшие отступление войска или сообщавшие о победе.
А если один из батыров побеждал, боя между войсками не происходило?
Бывали разные ситуации. Поединок устраивался между батырами, имевшими одинаковый статус: знатный вызывал знатного, пожилой воин пожилого, молодой молодого. Если на поединок выходил незнатный соперник, то состязание могло не состояться. Для многих народов существовали такие общие правила ведения поединков и боев. Поединок длился до трех побед, если одна сторона все время побеждала, то они, другая, почувствовав свою слабость, могла отступить.
Поединок батыров был способом решения столкновения без большого кровопролития. Батыры были профессиональными воинами, как, например, самураи или рыцари, которые всю свою жизнь занимались военным делом, профессионально владели оружием и военным искусством. Поэтому полководцы старались решать исход сражения через поединки батыров. Войско могло даже отступать, если у противника было много батыров.
Поединок батыров был важной составляющей военного дела, он показывал и мощь войск, и возможность уничтожения сильнейших профессиональных воинов, от которых зависел исход сражения. В современном понимании этот стиль ведения боя был характерен для народов всей Евразии.
Калиолла Саматович, расскажите, пожалуйста, что представлял собой Кодекс чести батыра.
Батыры составляли особый социальный слой. Они занимались только военным делом, занятия другим делом считались позором. Профессия батыра передавалась из поколения в поколение, от отца к сыну. Мальчик, родившийся в семье батыра, обязательно должен был стать воином. Если юноша не желал заниматься военным делом, его осуждали. Ведь батыры защищали свою землю от внешних врагов и сохраняли внутренний порядок.
В одном из казахских эпосов есть история о юноше Суюнише, чей дед и отец были батырами, однако сам он до 19 лет не брал в руки оружия и не ходил в военные походы. Люди очень осуждали его, опасаясь, что славная традиция батыров в его семье на нем прервется. То есть оборвется цепь – шынжыр – передача военной профессии от отца к сыну. Юноша устыдился. Пришел к отцу и попросил его благословления, чтобы отправиться в поход. Отец его благословил и передал свое вооружение.
У батыров, так же как и у рыцарей и самураев, был Кодекс чести. В первую очередь это было почтение и верность своей профессии. Воины не боялись смерти и мечтали умереть в бою. Умереть в постели считалось огромным позором. Можно вспомнить Олжабай батыра, который тяжело заболел и умирал в постели. От невозможности умереть на поле боя как настоящий воин он разгрыз свои пальцы.
У батыров должно было быть мастерски изготовленное вооружение, которое они очень чтили. Боевой конь был защитником и другом: кони спасали и защищали своих всадников во время боя. Еще жеребятами их обучали, как увертываться в бою от вооруженных всадников, стрел.
В батырстве, как и в рыцарстве, имела место любовь к красавице.
Батыры красиво одевались, преклонялись перед женской красотой, защищали и помогали людям – это было смыслом их жизни. Когда они приходили из похода с трофеем, любой человек мог прийти к ним в дом и сказать: «сауға», и батыр отдавал все, что у него ни просили.
